Рефлекс змеи (Отражение) - Страница 9

Он пошел через стоянку. Тяжелая сумка с камерой висела у него на плече. Временами он поддергивал ее, чтобы было легче нести. Он был единственным знакомым мне фотографом, с которым я не чувствовал себя как дома.

Данкен и Чарли три года, что я прожил у них, терпеливо учили меня всему, что я только мог усвоить. То, что меня спихнули им в двенадцать лет, значения не имело: Чарли с самого начала сказал, что я могу мыть полы и прибирать проявочную, и я с радостью это делал. Остальному меня учили постепенно, все разжевывая, и наконец я стал постоянно проявлять фотографии Данкена и делал половину рутинной работы за Чарли. Чарли называл меня “наш лаборант”. “Он смешивает нам реактивы, — говорил он. — Знаток по части работы со шприцем. Внимательно, Филип, один и четыре десятых миллилитра бензолового спирта”. И я точно набирал шприцем небольшие количества реактива и добавлял в проявитель, чувствуя, что я, в конце концов, хоть на что-то гожусь в этом мире.

Помощник помог Стиву надеть куртку, отдал ему его часы и бумажник, и мы осторожно повели Стива к моей машине.

— Я обещал помочь маме разобрать весь тот бардак, когда вернусь. Чертова невезуха.

— Возможно, ей помогут соседи. — Я усадил его в свой новый “Форд”, включил фары и поехал в сторону Аскота.

— Никак не могу привыкнуть, что папы больше нет, — сказал Стив.

— Что случилось? — спросил я. — В смысле, ты сказал, будто он врезался в дерево...

— Да. — Он вздохнул. — Папа заснул за рулем. По крайней мере, так все считают. Других машин не было, ничего такого. Там был поворот или что-то вроде этого, и он не смог повернуть. Просто проехал прямо вперед. Наверное, так и не убрал ногу с педали... Весь перед в лепешку. — Его передернуло. — Он ехал домой из Донкастера. Мама всегда предупреждала его, чтобы он не ездил по автостраде вечером после трудного дня, но ведь он был не на автостраде... он был куда ближе к дому.

В его голосе звучали усталость и подавленность — несомненно, это он и чувствовал. Украдкой глянув на него, я понял, что, несмотря на все мои старания вести машину осторожно, ему больно.

— Он на полчасика зашел к приятелю, — сказал Стив. — Они выпили по паре стаканчиков виски. Так глупо. Просто заснул...

Мы долго ехали молча. Он думал о своем, я — о своем.

— Только в прошлую субботу, — проговорил Стив. — Всего неделю назад...

Минуту назад — жив, сейчас — мертв... как все.

— Здесь налево, — сказал Стив.

Мы повернули несколько раз налево, потом направо, и наконец выехали на улочку. По одну сторону ее шла живая изгородь, по другую тянулись опрятные домики.

Неподалеку впереди творилось что-то неладное. Горели огни, суетились люди. На дорожке к одному из домов стояла карета “Скорой” с открытыми дверьми, на ее крыше вращался синий фонарь. Полицейская машина. Хлопали двери. Толпились любопытные.

— Господи, — проговорил Стив, — это же их дом! Мамин и папин!

Я открыл дверь, но он сидел неподвижно, потрясенно уставившись куда-то перед собой.

— Это мама. Наверняка. Теперь мама.

Судя по голосу, он был близок к истерике. Лицо его дергалось от чудовищного волнения, и глаза в отраженном свете казались огромными.

— Сиди здесь, — деловито приказал я. — Я пойду посмотрю.

Глава 3

Мать Стива, вся в крови, дрожа и кашляя, лежала на софе в гостиной. Какая-то сволочь напала на нее. Нос и губы были разбиты, глаз подбит, на щеке и челюсти свежие кровоподтеки. Одежда ее была разорвана, туфли непонятно где, всклокоченные волосы торчали во все стороны.

Я иногда видел мать Стива на скачках. Это была приятная, хорошо одетая дама лет пятидесяти, уверенная в себе и счастливая, откровенно гордящаяся сыном и мужем. В этой избитой женщине ее просто невозможно было узнать.

Рядом с ней сидел на табурете полицейский и стояла женщина из полиции с окровавленной тряпочкой. На заднем плане маячили двое санитаров, у стены лежали раскрытые носилки. Тут же со скорбным и встревоженным видом нервно переминалась с ноги на ногу какая-то женщина, вроде бы соседка. В комнате все было перевернуто вверх дном, на полу валялись какие-то бумажки, обломки мебели. На стене были следы джема и пирожных, как и рассказывал Стив.

Когда я вошел, полицейский повернул голову.

— Вы врач?

— Нет... — Я объяснил, кто я такой.

— Стив! — воскликнула его мать. Рот ее дергался, руки дрожали. — Стив ранен. — Она говорила с трудом, и все же страх за сына новой мукой прошел по ее и так исстрадавшемуся лицу.

— Все не так страшно, уверяю вас, — торопливо заверил ее я. — Он тут, снаружи. Просто ключицу сломал. Я сейчас приведу его.

Я вышел, рассказал ему все и помог выбраться из машины. Он ссутулился и весь сжался, хотя казалось, что сам он этого не ощущал.

— Почему? — беспомощно спрашивал он, поднимаясь по дорожке. — Почему? За что?

Полицейский в доме задавал те же вопросы, как, впрочем, и все остальные.

— Когда ваш сын вошел, вы рассказывали, что их было двое, с чулками на головах. Верно?

Она едва заметно кивнула.

— Молодые, — сказала она. Это слово у нее вышло коряво — разбитые губы распухли. Она увидела Стива и потянулась к нему, крепко стиснула его руку. Он же, увидев ее, побледнел и осунулся еще больше.

— Белые или цветные? — спросил полицейский.

— Белые.

— Как они были одеты?

— В джинсах.

— Они были в перчатках?

Она прикрыла глаза. Подбитый распух и покраснел.

— Да, — прошептала она.

— Миссис Миллес, пожалуйста, попытайтесь вспомнить, — сказал полицейский, — чего они хотели?

— Они искали сейф, — пробормотала она.